Через снега к вершинам. Отзыв: Поход по Карпатам

У меня точно было так, или почти так – я встретился с ними ещё в раннем детстве. Не знаю, как это бывает у других и у всех ли бывает так. Почему-то, как некоторые охладевают к людям, узнавая, что те не читают книги, так и меня начинает меньше тянуть к ним, если они говорят, что равнодушны к природе. Просто чувствую, что чего-то в таких людях я не увижу, чего-то важного – возможно, только мне. Возможно, я в их отношении не прав. А может, я просто романтик. Ну да ладно.

Получив летом свою порцию незабываемых впечатлений от Западного Кавказа, промаявшись месяц дома, мучаясь желанием отправиться ещё куда-нибудь, но не имея пока возможности это желание удовлетворить, тогда я немного успокоил себя составлением планов на будущее, и стал ждать зимы, а затем – окончания сессии. Мне предстояло отправиться в Приэльбрусье, но обстоятельства изменились, и выбор пал на Карпаты. Карпаты – не Кавказ, конечно, но в каждых горах есть своя неповторимая красота, и многим милее именно Карпатские прохладные леса, чем грозные массивы Кавказа, так что я не сильно расстроился. Тем более, это должен был быть мой первый зимний горный поход. И первая поездка в Карпаты, кстати.

По этой причине я немного нервничал по поводу снаряги, поскольку отсутствие чего-либо нужного в зимних условиях, как я думал, могло бы привести к более серьёзным последствиям, нежели летом — и купил, кажется, всё, что нужно: тёплую флиску, гамаши, горные ботинки с гортексом, термоноски, несколько комплектов термобелья, и прихватил с собой термос, треккинговые палки и сноубордическую маску (и, как ни странно, всё взятое с собой впоследствии очень пригодилось!). На это ушло две недели.

Я сел на поезд, успев в последние две минуты, где-то обронив при этом вкусный хот-дог, и, переведя дух, ушёл в свой плеер – места в рюкзаке осталось прилично, и я взял с собой большие наушники. Взял, как оказалось, напрасно! Позже на морозе села вся техника – и оба плеера, и фотоаппарат, и телефон.

На подъезде к Ивано-Франковску я привычно пытался высмотреть какие-нибудь отроги и взгорья. Час погулял по историческому центру, который был довольно обшарпанным, но в той или иной степени цельным, с рядом сохранившихся с XIX века улиц. Летом город наверняка выглядит здорово.

А на вокзале уже сидела наша маленькая группа. РЕАЛЬНО маленькая. Никто из друзей не захотел или не смог пойти зимой, время было неурочное – никаких праздников на горизонте – и нас, таким образом, оказалось всего трое. Так что мы сели на рюкзаки и стали ждать. Вскоре к нам присоединилась привокзальная собака и улеглась рядом, так что картину мы собой представляли, похоже, живописную. Лена, будущая участница похода, даже перепутала нас с хиппанами и решила подождать инструктора в сторонке. Однако, не прошло и получаса как нас набралось ажно восемь человек! К сожалению, путешествие такой большой компанией продолжалось всего два дня, и на третий наши дорожки разошлись, поэтому я не успел как следует разглядеть характеры своих товарищей. Но скажу несколько слов о каждом. Состав опять собрался интернациональный: Лена и Слава – из Минска, милые люди, но много говорили о политике) Люблю белорусов и часто в Беларусь наведываюсь. Лена – опытная походница, а Слава фактически пошёл первый раз, но держался молодцом (помню, как мы с ним волочили здоровенное бревно вверх по крутому склону). Вся остальная команда – из Украины: Саша из Одессы, моряк, ходивший ко всем континентам (как он сказал, кроме Антарктиды); Настя, из Запорожья – чувствуется, в горах далеко не первый раз, и к тому же мастер спорта по стрельбе (!). Но я вам этого не говорил 😉 Слава, Вова и Толя – из Ивано-Франковска. Слава с Вовой – проводники. Один из них должен был уйти с большей частью группы на третий день в Буковель, а второй – мучиться с оставшейся частью группы дальше и шестым днём отвести выживших в тот же Буковель. Толя – друг Вовы, большой любитель и знаток Карпат и фотограф. Слава – интересный человек, мне бы хотелось с ним побеседовать, или, скорее, послушать. А Вова, который впоследствии остался с нами, показался мне добрым парнем, всех благ ему. Ах да, ну и я, из Москвы. Больше ничего из скромности не добавлю. Скажу только, что мне пришлось услышать несколько ожидаемых острот по поводу места моего проживания)

Итак, в суете, но на удивление быстро мы с нашими рюкзаками загрузились в микроавтобус и за час, проболтав всю дорогу, домчались по «шикарной» дороге до склонов Хомяка. Одели бахилы, достали треккинговые палки и двинули наверх. Я привык к какой-то раскачке перед началом движения, но тут было именно с места в карьер. Что ж, скажу вам, что сигареты и городской образ жизни быстро дали себя знать. Кстати, всегда опасался этого момента начала движения и первого дня — кажется, что буду идти хуже всех, отстану или задержу группу (я не утруждаю себя дома йогой или просто физическими упражнениями). Однако на деле такого не происходило – я истекал потом, но тащился с такой же скоростью, как и остальные (надеясь, что кто-нибудь попросит привал). Таким образом, наша группа добрела до первой полонины. День был пасмурным, и на определённых высотах, в т.ч. и на полонине, стоял туман. Вскоре объявилась и наша колыба – деревянная избушка с кострищем, деревянным же столом и дырой в крыше. Сказать, что я был рад этой избушке на курьих ножках – это ничего не сказать. Побросав вещи, мы двинули на Хомяка – первую вершину на нашем маршруте. Подъём напоминал мне фильм «Мгла» по мотивам повести С. Кинга. Поднимаясь, мы видели один пологий уступ, а за ним… правильно, сплошную мглу. А затем – очередной уступ. Казалось, что эта гора бесконечна. Путь вниз был таким же, только теперь мы не видели оснований горы. Конечно, в этом была своя прелесть, но, всё-таки, было обидно, ибо виды с Хомяка должны были открыться впечатляющие.

…Дров в месте нашей стоянки не было вообще, и нам пришлось изрядно попотеть, чтобы раздобыть пищу для костра. Топили мы по-чёрному, из-за чего наши колыбы напоминали мне баню. С аппетитом поужинав и поговорив, мы легли спать – кто на настилах, а кто и под столом (Лена, привет;)

На утро Толя, сделав несколько групповых снимков, нас покинул. Дело в том, что в горах продолжало твориться всё то же туманное безобразие, и он уже не надеялся поймать хорошие виды. Ну а у нас выбора не было, и мы двинули дальше – сначала на гору Синяк, а затем на Малый Горган. Топтать тропу по чистому снежному полю – это ещё то удовольствие! Каждый шаг стоил трудов, и я серьёзно заскучал по камням и курумам. А когда мы вышли на открытое ветру пространство, заросшее альпийскими соснами, то по очереди стали проваливаться в снег аккурат в тех местах, где он ложился на ветви деревьев и образовывал пустоты под ними. Это уже напоминало минное поле – видишь, как товарищ впереди уходит в снег по грудь, и аккуратно обходишь за ним внушительных размеров яму, чтобы самому ахнуть в такую же через десять шагов. Это было забавно, но порядком утомляло – каждая такая яма забирала немного сил, которые нужно было приложить, чтобы вылезти из неё вместе с рюкзаком, и сбивала дыхание. Однако, мы это преодолели и вышли из тумана, и как бы в награду нам явился кусочек Говерлы и кусочек Петроса на далёком горизонте. Сизые вершины торчали над сплошной пеленой облаков, и чистые белые склоны Синяка как бы сливались с ней, вызывая чувство полёта на самолёте, когда я смотрел на горы вдали. Сквозь белое марево проступал солнечный свет, и мы пожурили так не вовремя покинувшего нас Толю. К тому времени как мы спустились с Синяка и взошли по седловине на Малый Горган, в облачной пелене под нами появились разрывы, и слева, далеко внизу, нам явились тёмные лесистые склоны, расчерченные белыми горнолыжными трассами Буковеля. С другой стороны седла свисал снежный карниз. Но самым впечатляющим, пожалуй, была острая двугорбая вершина Добошанки далеко впереди. Она, в отличие от Говерлы и Петроса, была абсолютно белой, с чёрными точками высоких елей по склонам, и выглядела, как сказал Слава, довольно по-альпийски. Позади неё белое марево расходилось, открывая лазоревое небо.

Ну а мы – мы нарезали бутербродов с салом, сыром и кетчупом, перекусили, обморозили на ветру руки и лица и отправились вниз по крутому склону, обратно в этот вредный туман, на полонину Бладжив.

…На полонине на ждала просто-таки шикарная колыба, с лавками, столом, настилом под спальники, кострищем, застеклённым окном и прочими приятными мелочами, которые можно оценить только в походе. К тому же, здесь явно отмечали Новый год – с потолка свисали гирлянды. Сразу же по нашему приходу колыбу покинули ещё три безумца (ну а кто ещё сунется сюда зимой?), на снегоступах. Вечер прошёл очень душевно, воздух внутри прогрелся градусов на десять, и мы, довольные, легли спать. Чтобы на следующий день попрощаться.

Жаль, что совместная часть похода продлилась недолго. Утром Слава вместе с Настей, Леной и другим Славой из Минска отправились в Буковель, чтобы разбежаться кто куда, а оставшиеся трое (Слава сказал бы – «три чувака») не спеша продолжили собираться. Наш путь лежал дальше, вниз по склону Малого Горгана, вдоль реки Зубринка, к той самой шикарной горе, которую мы имели возможность наблюдать с Малого Горгана. За дорогой и тропой, которую нам весь день по очереди приходилось вытаптывать в девственно чистом снегу, расставание подзабылось. Кстати, горы со всеми походными заботами напрочь выбивают из головы все заботы, оставшиеся внизу. Я поехал сюда в некотором состоянии депрессии, но забыл обо всём, хотя всю дорогу вплоть до Ивано-Франковска думал, как же горы с этим справятся – словно забыв, что они это отлично умеют. Так вот, мы топтали тропу в глубоком снегу. Даже многочисленные следы зверей, которые мы встречали в изобилии, тянулись по старой-старой лыжной колее, и я, ей-Богу, этих зверей понимаю) Погода была не тёплой, но и не холодной, в горах стоял всё тот же знакомый вам туман, вдоль тропы на камнях журчала речка, и я лениво оглядывал заснеженные кроны елей. Понемногу мы добрались до колыбы. Их было сразу две рядом, разделённые речкой и перекинутым через неё бревенчатым мостом – выбирай не хочу! Однако первая оказалась наглухо замурованной – окна закрыты металлическими ставнями, а дверь заперта на замок. Что обидно, стены были сложены хорошо, а все щели заткнуты тряпками. Так что мы отправились смотреть вторую. Вторая оказалась без окон — без дверей, порядком прокопчённая и грязная, а под лавкой лежал внушительных размеров мешок, полный пустых бутылей – свидетелей весёлых туристских вечеров. Мдаа, но я бы заночевал и здесь. Однако Вова повёл нас в первую колыбу, в которой был ещё чердак, чистый, но продуваемый сквозняками, и без кострища. Костёр мы стали делать на улице. Пока Вова рыл яму в метровой толще снега, Саша отправился с пилой охотиться за дровами, а я полез на крутой склон, и, поминая всех подземных богов всех эпох и народов и набрав полные карманы, капюшон и воротник снега, приволок оттуда сырое полено. Когда мы набрали дров, на берега речки уже опустились сумерки. Вова вырыл большую яму крышкой от котелка (в тот момент выяснилось, что у Саши была сапёрная лопатка), и мы приступили к разжиганию костра. Это, скажу я вам, целая наука. До того у меня получалось сложить хороший походный костёр лишь из разобранного старого забора (доброго здоровья хозяину забора), так что я старался ничего не пропустить и постичь, наконец, эту науку. Вова сложил кучку мелкого хвороста, над ней соорудил шалашик из тонких веток и поджёг хворост свечкой. Затем, когда пламя понемногу занялось, мы положили сверху веток покрупнее, а по краям ямы поставили самые крупные полена, чтобы те сушились на огне. Думаю, возились мы около часа, попеременно и безостановочно размахивая седушкой, чтобы нагнетать кислород, давая пищу огню. Тем временем, вокруг уже совсем стемнело и появился нехороший ветерок. И, когда победа, как нам казалось, была уже близка, костёр… уже догадываетесь? Он совершенно погас! Ещё некоторое время мы с настойчивостью размахивали седушкой, но его было уже не спасти. Тогда Вова разгрёб кострище и начал всё заново. Всё заново… Видимо, деревья в той речной низине были значительно сырее, чем наверху, и нам, в конце концов, удалось накипятить воды лишь на порцию макарон. Это были самые вкусные макароны в моей жизни. На чай воды уже не хватило. Мыть руки и чистить зубы? Как бы не так! Это удалось впервые сделать только по окончанию всей эпопеи, в Ивано-Франковской гостинице. Так мы и отправились спать. Ага, на чердак.

Утро было незабываемым. На улице наконец засветило легкомысленное солнышко. Лишь через полтора часа бессмысленных передвижений в пространстве мне удалось почувствовать ступни ног. Бррррр… Кстати, в зимнем походе я мог почувствовать себя хорошо только в момент расслабления и сушки носков перед вечерним костром. Всё остальное время было либо холодно, так что я просыпался по десять раз на ночь, пытаясь согреть ноги (не смотря на понтовые треккинговые носки, менее понтовые, но полезные шерстяные, и ещё две пары тёплых) а в промежутках видя невероятные сны, либо жарко, когда в ходе движения приходилось снимать куртку и преодолевать желание снять ещё и флиску, либо опять холодно, когда мы останавливались на обед и закоченевшими жирными пальцами резали твёрдую буханку хлеба и закристоллизовавшуюся на морозе головку лука. Но в этом тоже есть своя прелесть, и меня никто не переубедит в обратном)

Продолжив движение, через несколько сотен метров мы наткнулись на вполне приличную колыбу. Мне не было обидно оттого, что мы не нашли её вчера — мне было хорошо от мыслей, что сегодня мы заночуем здесь. Мне кажется, что подобный позитивный образ мыслей тоже свойственен времяпровождению в горах — позитивный образ мыслей свойственен ситуациям, в которых всё и так идёт таким образом, что на негативный характер восприятия уже нет сил и желания. Оставив два рюкзака в колыбе и покидав припасы на день в третий, мы отправились покорять ту самую «шикарную гору» — Добошанку. К счастью, какие-то демоны проложили тропу почти до самого верха, где начинался крутой подъём. Лесная часть подъёма была похожа на тот, который мы прошли на Хомяке в первый день, и я чувствовал себя уже вполне неплохо. Мышцы понемногу пришли в норму, и мечта о привале перестала занимать недостойную её часть сознания. Вообще же, признаком того, что я, наконец, освоился, для меня выступает привал, которого уже – о, боги! — почти не хочется. Именно поэтому мне не нравятся короткие походы. Только ты приезжаешь в горы, только успеваешь почувствовать, как запустил себя в городе, как надо возвращаться. Это же ужас! Если же ты выбираешься хотя бы на неделю, то только тогда ты успеваешь прийти в норму, и усталость перестаёт мешать тебе делать то, ради чего ты здесь и чего не увидишь внизу – созерцать красоты вокруг и пытаться мысленно слиться с духом того места, в котором ты оказался. После летней «Тридцатки» мне хотелось остаться в горах ещё недели на три, не меньше, и я чуть не плакал, вернувшись в Москву и ощутив утренний городской воздух, увидев загаженные привокзальные улицы. Пользуйтесь вашим временем и занимайтесь спортом, ведь чем тяжелее здесь, тем легче будет в горах) Я опять отвлёкся, да простит меня читатель. Преодолев лесную часть подъёма, выпив чаю на небольшой поляне, мы двинули к высящейся впереди снежной стене, испещрённой чёрными точками камней – тех самых горган, в честь которых и назван хребет. Вершина склона опять терялась в белой мгле. Поскольку склон был достаточно крутым, мы поднимались серпантином, помогая себе треккинговыми палками и ища место, куда бы поставить ногу, чтобы не соскользнуть и не ахнуть вниз. Этот склон находился с ветреной стороны, из-за чего снег на нём был жёстким. «Плавать» в нём, как мы делали это раньше, уже не получалось. Под нами постепенно росла приятная глазам и нагнетающая адреналина в кровь высота. И вот, мы взошли на седловину, столь впечатляюще выглядевшую с далёкого теперь Малого Горгана. Надо сказать, что впечатляла она и сейчас: по одну сторону острой седловины лежали одни склоны и хребты, по другую сторону – совершенно другие! С правого склона свисал угрожающий карниз, и Вова предостерёг нас ходить в его сторону. Поскольку на седле наша группа оказалась открыта сильному ветру, мы с Сашей закрыли лица, одели капюшоны и сноубордические маски, а Вова пошутил по поводу «скафандров». Это было необычное ощущение. Вся местность за стеклом маски приняла оранжевый цвет, а из-за ветра и метели видно было не больше чем на тридцать метров. Виды по левую и по правую руку потерялись в белой метели, и единственное, что выделялось теперь в пейзаже – это чёрные верхушки камней, торчащие из-под снега. И мощный ветер! Я фантазировал и ощущал себя астронавтом, путешествующим по ледяным скалам Протея. Таким образом, пройдя по седловине, мы оказались на вершине красавицы Добошанки. Сделали памятные фотографии, Саша привязал к геодезическому столбику специально взятый на этот случай украинский флаг. Обедать здесь, как на Малом Горгане, не представлялось возможным из-за сильного ветра. Пока мы шли обратно, под противоположным нашему подъёму склону с карнизом открывались и через несколько минут заносились облаками прекрасные виды горных долин и склонов. Солнечная вимана Индры потихоньку завершала свой небесный путь, и кажущиеся такими маленькими, но различимые по отдельности тысячи тёмных елей уже отбрасывали на кремовый снег свои длинные тени.

Спустились и вернулись в колыбу мы той же дорогой. Погода была хорошая, и пока мы шли, я впервые очистил голову от всех, даже походных, забот и предался приятным мыслям – уже и не помню, каким. Это было кульминацией путешествия.

Вечером мы устроили костёр, который тоже не желал разгораться, но дал достаточно тепла на сушку перчаток и носков и полноценный ужин, а на следующее утро – и завтрак. Ночью облака совсем расступились, и можно было понаблюдать звёздное небо и яркий месяц, расчертивший тенями весь лес вокруг. Настоящая гоголевская украинская ночь) Жаль, что зимой нельзя расстелить каремат, лечь и самозабвенно пялиться в небо, не рискуя получить обморожение.

На следующий день Вова решил нас порадовать и повести на Бладжив другой тропой. Ничего путного из этого не вышло. Пройдя километра полтора по чистому снегу, с трудом перелезая через поваленные стволы деревьев и проваливаясь в ямы под снегом, мы зашли в тупик, вернулись обратно и в молчании двинули домой (я сказал «домой»?) той же дорогой, что и день тому. Погода начала портиться, похолодало. Солнце ещё выступало иногда из-за туч, но стал усиливаться ветер, и в пятую ночёвку он превратился в настоящую метель. Речка, вдоль которой мы шли к Добошанке, спустя двое суток выглядела иначе: запомнилось, что небольшой порог, по которому вода с журчанием стекала вниз, теперь покрылся ледяным панцирем, и вода теперь текла внутри него с лёгким гулом. Ближе к вечеру оказалось, что надо ещё порядком подняться на склон Малого Горгана, где была наша колыба. Когда мы спускались по нему, мне пришла в голову мысли, что раз сейчас легко спускаемся, то придётся и подняться, но тогда я быстро выкинул это из головы. Теперь же я ругался сквозь зубы и даже придумал парочку новых слов, которые я, пожалуй, не буду приводить здесь) Поднявшийся ветер дарил разные впечатления. Если сначала я мог полчаса идти без перчаток, и обжигающий на самом деле сквозняк был очень приятен рукам, то, одев всё-таки перчатки, остановившись передохнуть и сняв их на пару минут, другие полчаса я пытался согреть руки, вмиг замёрзшие.

Последний костёр из сухих на сей раз дров был в самом деле хорош. А колыба уже стала буквально как родной.

…Утром, одевшись потеплее (метель не унялась), мы спустились с Бладжива и вышли на лесную дорогу к Буковелю. По дороге недавно прошёл снегоход, метель то ли кончилась, то ли осталась в горах, и мы быстро спустились вниз. Цивилизация как будто подготавливала нас к смене обстановки: сначала мы прошли одну трассу, продолженную в виде моста над нашей тропой, затем другую, из леса стали слышны звуки какой-то очень громко играющей попсы. Потом мимо нас пронесись сани, запряжённые голубоглазыми хаски.

Спустившись в Буковель, мы с Сашей немного ошалели от толп горнолыжников. Перед подъёмниками стояли очереди по нескольку десятков человек, повсюду были вывески, рестораны, отели, машины… Контраст, само собой, был очень сильным.

Пока ехали в автобусе, мы впервые разговорились с Сашей, пообщались на общие темы, что-то обсуждали. А ведь всю вторую половину похода мы втроём – скромные парни – почти ни о чём не разговаривали! Хотя поговорить я был совсем не прочь. Но, поскольку Саша и Вова молчали, я молчал тоже.

…Добравшись до Ивано-Франковска, мы выгрузили рюкзаки и попрощались. В этот момент мне вспомнился финальный отрывок из «Вертикали», и весь оставшийся день в голове крутилось «Прощание с горами». Вова пошёл домой, а мы с Сашей поехали в гостиницу на окраине города, где он уже отдыхал год назад с друзьями после другого зимнего похода, на Говерлу. Я чуть не умер, едва справившись с обедом в столовой – таким он мне показался обильным!

Одна вещь по возвращении в город меня совершенно умилила. Может быть, читателю это знакомо) В Буковеле нам встретился автомат, наливающий сразу горячий кофе – для этого даже не надо было разводить костёр. Пока ехали в город, Саша обратил пристальное внимание на проезжавшую мимо машину, полную дров. А когда я замёрз в плохо отапливаемом номере, то в первую секунду оглядел комнату в поисках места для кострища. Что сказать, мы слегка одичали в горах, это было забавно) С другой же стороны, любой мусор я старался бросать только в урны или складывал в пакет, если не встречал мусорку.  И я дорого бы дал за то, чтобы испытать, что чувствует в городе в этом смысле человек, хотя бы месяц проведший на природе. Наверное, вспоминает о том, где он, только свалив дерево в парке.

Вечером Саша поехал во Львов к друзьям – его приключения, судя по всему, ещё не закончились) А я почувствовал наконец, что заболел. Это ощущение появилось ещё пару дней назад, но я сразу же перестал думать о болезни, и до конца похода продержался хорошо, а тут, в тёплой комнате, она дала себе волю. Чёрт, сутки ехать в поезде с температурой и насморком… в общем, всю дорогу я опять вспоминал поимённо богов подземного мира. А ещё в поезде за курение в тамбуре меня оштрафовал-таки толстый, как с картинки, украинский полицейский, спрятав зелёную бумажку в карман и благодушно разрешив курить дальше. Курить почему-то расхотелось.

Но этим неприятным мелочам, конечно, не под силу было хоть немного испортить впечатление от прошедшего приключения. С одной стороны, говорят, что неделя в горах по силе эмоциональных переживаний равна месяцу в городе. Это так. Но неделя эта прошла словно одна минута – особенно ярко это ощущалось в конце. А впечатления эти создали каждый – понемногу, и все вместе. Милые, не похожие ни на что из того, что я видел, зимние Карпаты, с занесёнными снегом и обросшими инеем елями, снежными сугробами, расчерченными следами диких животных, туманами и облаками, чёрными и белыми покатыми горами, конусовидными вершинами Хомяка и Синяка, острым, продуваемом всеми ветрами седлом Добошанки, пропахшими дымом закопчёнными колыбами, походами за дровами, чаем с нападавшим в кружку пеплом, и товарищами, прошедшими всю дорогу вместе со мной, разными там, внизу, но на одной со мной волне здесь, а, значит, похожие на меня и объединённые чем-то большим, чем одно это приключение – всё это осталось одним воспоминанием, одним целым. И конечно, повторится ещё не раз – никогда уж больше так, как сейчас, а по-другому. Но точно так же – в главном. А что в этом главное – каждый откроет для себя сам.